«ДВЕ ПОЛОСКИ»

Всё самое простое
Нас прельщает, после насыщенья.
Переизбыток вызывает рвоту.
Невежество рождает отвращение.
Легко отщёлкнуть мыслей подноготу.

Сюжеты дефростации чудны:
С лихвой венчают паранойю с Гименеем.
Чрез край фантазии всегда обречены.
И великанша склонится в соитие с пигмеем.

Морщинки рвут и мечут седину.
У запоздалой весточки манящий отголосок.
Пучки благочестивых встреч калечат кривизну.
Жизнь- лакмусовый пазл, при виде двух полосок.

P.S. Всё меньше диких мест средь тьмы.
У сорняков привычка прорастать без спроса.
Порабощает жажда первозданной глубины,
Которая не ведает ответа без вопроса.

«ОСЕННЯЯ ХАНДРА»

Всё брожу, вокруг да около.
И ведь если найду – пропаду.
Не носить боле светлого локона.
Годы спрятались под седину.

Тот завет, наречённый бессмыслицей,
Докучает на злобу дневную.
Разделить бы награду с вытницей,
С шалой рюмкою напропалую.

Суждено от удачи шарахаться.
Выворачивать счастью карманы.
На бездушных волнах барахтаться,
Нацепив под сорочку капканы.

Полагая, что небыль сбудется:
В облака взгромоздится бренное.
С хмурой осенью всё забудется.
Лишним выглядит первостепенное.

«НАПОМНИЛА О СЕБЕ»

Она из Женевы в Москву,
Потом в Лондон через Нью-Йорк.
Даже не думай успеть за ней,
Её нить – паутина, не смотаешь в клубок.

И когда она всё успевает?
Языковой барьер для неё банальность.
Сердца скрещивает и в пучину страсти бросает.
Друзьям отвечает: «Просто случайность».

Она многолика и многогранна.
Её шедевральность не от мира сего.
«Глубинная красота» так сладка и желанна.
Пригубив – опьянеешь, не поняв ничего.

У послевкусия разный эффект:
Если распробовал – пей, сколько получиться.
Сомненья возьмут – продолженья нет!
От отравленья можно всю жизнь промучиться.

«СОВЕТ»

Она мне при разлуке – свой воздушный.
Я-то – в надежде на взаимную страсть.
Она улыбнулась, в глазах, с лёгкой грустью.
Я – ватные ноги, едва удержался, боясь упасть…

Она: «Будешь за мною гнаться
– Останешься один. Навсегда».
Я: «То есть сейчас лучше наедине с собой остаться?
И кому, позвольте, тогда все эти года?!»

Она: «Ты не слышишь меня.Отпусти. Станет легче.
Кто спорит со мной – те глупцы!»
Я: «Тебе легко говорить, забирая сердце
И с лёгкостью – все в воду концы».

Она: « Не трать свои силы на пустые слова.
Вечно летать – для ангелов с небес».
Я: «Как ни странно, но ты права."
….Актёры на поклон. Цветы. Аплодисменты. Занавес.

Семя

Особой спесью отличался.
То бражничал, то воровал.
То в омут с головой бросался.
Сухим на берег выползал.

В совсем ненастную погоду
Ему на месте не сиделось.
Искал гонимую невзгоду,
Себя связать с ней не терпелось.

Под градом пуль, клинков точёных
О! Это, право, опьяняло.
На острие ножей калёных
Там кровь земли покров меняла.

К нему на Вы, навзрыд: «Уймитесь!»
Уж виден час с лицом багряным.
«Эй, прочь с дороги, стерегитесь!»
– В ответ с надрывом окаянным.

Как видно, беспощадно бремя,
И не таких оно мелило…
После себя оставил семя,
Что проросло, взошло, царило.

Наваждение

Я одолжу тебе себя,
Ну, скажем дней на восемь.
Потом исчезну, не спросив,
Обняв, примерю осень.

С тобой мне было чересчур.
От ласки тесно стало.
Я на рассвете улечу,
Так небо нашептало.

Коварным сплетням и молве
Моё рукоплескание.
Твоим мне быть не суждено.
Сгорело сострадание.

Твоя болезнь, поверь, пройдёт.
Короткое затменье.
Кипела страсть – кошмарный сон,
То было наважденье.

Старец
Поклон. Рукопожатие. Рентгеном вглубь тебя.
Ошеломлён эффектом, и из-под ног земля.
Молчание на секунду, как вечности шаги.
Забилась учащённо пульсация «реки».

Смиренно. Покаянно. Юлить – не в этот раз.
Гордыня на коленях, не поднимая глаз.
С постылою оглядкой на смертные грехи
Сакрально обнажилось количество трухи.

Исповедания сила – души глубокий вздох.
Не описать словами, когда с тобою БОГ.
В зерцало созерцая, архангел Гавриил
То таинство, как ангел, любовью исцелил.

Теперь храни незримый, негаснущий огонь.
Он в тяжкие минуты невзгодам ставит бронь.
Крепчая духом, телом, пари, не возносись.
И чудом, что даровано, ты с ближним поделись.

«ВЕЧНО ГОНИМАЯ»

Пускай по книге Екклесиаста,
Мне вытаптывать очертание суеты,
Видно бремя немого балласта –
Дополняет всю суть наготы.

Манит в дебри атараксия,
Где смиренна любая невзгода.
Кровь щедра, но блюсти анемия.
Пред глазами сквозит непогода.

Вопрошать у небес бесполезно.
Остаётся черпать из песка.
Вот поэтому чувства – помпезны.
Ведь у времени роль каблука.

Продолжать толкование – нелепо.
Что талдычить, грядущим пугая?!
Столько в тщетное верили слепо,
О любви, выдворенной из рая.

«ДВЕРЬ»

Подобно большинству, он обратил внимание на эту
дверь.
Для каждого прохожего был притягательно манящ цвет
хамелеона.
Решившись, выбрав выразительный момент, себе
внушил: «Проверь».
Чуть слышно подойдя, ударил пару раз без должного
поклона.

В ответ услышал многозначительную тишину.
Слегка расстроившись и выждав срок, он повторил
движения,
Эвентуально ожидая долгих извинений прямоту.
Но дверь «осталась при своих», без должного к нему
почтения.

Без замедления ярость обрела свои реальные черты.
Он начал судорожно барабанить и ломиться…
Иссякли силы после показательной и измотавшей до
седин борьбы.
И было невдомёк, как просто, на себя, та дверь могла
ему открыться.

«ПРО ТЕБЯ»

Ты споткнёшься об меня.
Под ногами не гравюра.
Чертыхнёшься про себя.
Не подвох, а авантюра.

Ты отмеряешь семь раз,
Да отрезать не решишься.
От моих кривых гримас
Ещё больше разозлишься.

Ты на выдохе всплакнёшь,
Вскользь, былыми временами.
Через призму разберёшь –
Шрамы, стали орденами.

Ты попробуешь взлететь,
Только камнем в омут вспять.
Обретя покой – жалеть
То, что не смогла познать.

«ДАЖЕ»

Даже день несбывшихся надежд
Даёт право на продолжение.
Нет нужды кого-то винить.
Отпуская – обретёшь исцеление.

Даже ночь «вороней смолы»
Предвкушает остриё зарева.
Нет причин кого-то клеймить,
Орошая слезами гарево.

Даже царство могильных холмов,
Песнь ветра безмолвно вторит.
Нет намёка кого-то забыть.
В той печи и горчицу морят.

Даже горькая доля разлук
Вносит в чреве возможность на чудо.
Нет желания кого-то пленить
Силой брошенного изумруда.

«ПРО НИХ»
Это когда поднимаешь
Наполненный до краёв стакан,
Тут тебе на ухо: «Перебор».
В награду, за правду, опорожняешь до дна
И громогласно бьёшь беднягу о мраморный пол.

А из осколков звонко и дерзко:
«Когда прекратишь нас опустошать?!»
Лужёной глотке это не ново:
«Как только, так сразу!», -
В догонку бранные фразы по ветру метать.

После навёрстываешь, почивая, мараешь:
«За то и за это! Эй не филонь!»
Уверен, что нехотя разжигаешь,
Безвозвратно увядший с годами, огонь.

Безумцам – пощада, как ветру хоромы!
На смертном одре восседает мольба.
Кому, как не пьяницам мерить подковы,
Когда под откос покатилась судьба.

«УДЕЛ»

Противоречия, видимо мой земной удел.
Опрометчиво, чужой судьбой повелевать захотел.

Так застенчив, себя взращивал из множества.
Незамеченно, расплескал мечту до ничтожества.

Гуттаперчиво, по ступеням, как ртутный сплав.
Стало вычурно, обнесли флажками творческий анклав.

Рассекречено, под весьма благовидным предлогом.
Стало венчано, вдохновение моё с монологом.

«ХРОНОС»
Перемалывает беспощадно
Время всё, что под ноги валится.
Лишь в обрывки воспоминаний
Наша память тайком окунается.

Уготовлена в трениях тропка
Или счастья беспечный полёт,
Каждодневному поглощению
Всё равно, что пихают в рот.

Обуздать, приручать -бесполезно,
Потому как оно невесомо.
Хронос косит ботву неустанно,
Засыпая песком монотонно.

Суховей расчищает пространства.
Горизонт влачит тяжкое бремя.
Всем и каждому, без панибратства,
Здесь отмерено эфемерное время

«ОТСТАВШИЙ АЛЬБАТРОС»

Прилёг отдохнуть на прокрустово ложе.
Теперь корчусь, в отражение собственной роже.

Код ДНК, с вталдычиванием жёстких границ.
Как стереть мне из памяти щебетание райских птиц?

Наслоилось, непрожёванное, прогнившее тесто.
В этом мире премьер, для меня заказно место.

Не переодеваясь, ношу лохмотья, не по погоде.
Проходящие мимо зеваки, шушукаются про фасон по моде.

Проживая в воздухе дни, погружённый в зеркальный анабиоз.
Съел морскую звезду, забыв о желание, мой альбатрос.

«СЛЕПЫЕ БЛУЖДАНИЯ»

Ведь рассчитывать на кого-то,
Изначально,
Значит предвосхищать.
Я знавал одного идиота,
Он умел паром воду пугать.

Правда – вечная перепалка.
Верховодит, заплетённая
В ложь.
Беспробудным живётся проще.
Неподкупных, днём с огнём не найдёшь.

Отдаваться любви всецело –
Только так, но весьма
Легкомысленно.
Бессердечные скалятся смело.
Свято чувство сейчас – немыслимо.

Что до веры, то – с осознанием.
Фанатично, есть шанс
Помутнения.
У безбожников нет сострадания.
А безгрешность всегда преступление.

Он

Он чеканный и поддатый.
Он кудлатый и крылатый.
Многоженец разведённый.
Мрамор, в пепел обращённый.

Он желанный и презренный.
Он комичный и забвенный.
Тунеядец работящий.
Грех, поистине, манящий.

Он алтарный и надменный.
Он распахнутый и скверный.
Титулован подворотней
Грубиян, фальшивой сотни.

«ВОЛЬНАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ»

Благодаря тактильным снам,
Допроживаю по спирали.
От повседневности сгорая,
Ночным глотком, открыв глаза.
Они науке, как заноза.
Венчанье неба с головой.
Приходят редко, словно грёзы.
Прощаясь, всё вернув с лихвой.
Такие яркие моменты:
Не разберёшь, где явь, где быль?
На пограничных падки, метки.
Взъерошив въедливую пыль.
Сумбурны и всегда внезапны.
В деталях, ой как хороши!
Не в пот, а в негу погружают,
Как будто счастья горсть взаймы.
Проснувшись, стянешь наваждение.
Смакуя терпко каждый миг.
Пинаешь хлёстко ощущение,
Что сам собой ты быть отвык.
Ни компаса, ни ориентира.
Увы, наитие бьёт челом.
Те сны, с улыбкой сатира,
Сметают память помелом.
И остаётся трепыхаться
В замыленной свирепой тряске.
Авось придётся повстречаться
С очарованием блудной сказки.

«ЗАБЫТЫЙ»
Что мне каяться, что извиняться
За былые порывы ветров.
Что загадывать и не дождаться
Счастья шарканья рядом шагов.

Что вымаливать, вновь согрешая,
Забывая о каре небесной.
Что гадать, наперёд предвкушая
«Гряды всходов» от боли телесной.

Что искать, чтоб опять заблудиться
Всуе тягостной, средь облаков.
Что взлетать, но уже не светиться
Тем костром из поникших цветов.

«ПРИГОВОР»
Напои меня, только не как бывшие.
Из блюдца-ладоней хочу утолить.
Они канули в памяти, те пришлые,
А с тобой иначе. Просто хочется жить.

Надоело в потёмках блуждать, спотыкаться
И чужим открывать потаённые.
В твоё радужном – мечтать, улыбаться.
С виду взрослые, да несмышлёные.

Я же в тот момент пред взведёнными.
Без боязни и ропота. В предвкушении.
Они пристально, в ответ, с подневольными.
С отвращение ждут отвратное оглашение.

Ты явилась тогда нежданно-негаданно.
И никто не перечил. Весомое предложение.
Так надменно уверено, упорядочено
Заменила расстрел на пожизненное заключение.

«ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ»

Ты мне дана не преисподней.
Тебя скрывал эдемский сад.
Тот луч, пронзивший гнёт надгробий,
Исполнил набожный набат.

Как упоительно распятие
В самозабвенных простынях.
Мне проще заучить проклятье,
Чем восхвалять житейский прах.

Неволить вряд ли я посмею,
Что попусту вздымать хвалу.
Но коль воспламенить сумею,
Сгорю дотла в твоём пылу.

«АЛЛЕГОРИЧЕСКОЕ»

Как по мне, купи нефриты.
Волокнисты, зелены.
Их дарили аммониты,
Тем, кому по вкусу сны.

Если биться стало реже,
Собирай росу с цветов.
В ней таиться соль надежды,
Разжижая мёд грехов.

Извлекай из лабиринтов
Суть нетоптаной тропы.
После беспросветной ночи,
Рвётся свет из кабалы.

Наслаждение дюже давит.
Был тверёзый, стал хмельной.
Лихо разум накрывает
Бремя встречи роковой.

«ОН-ЛАЙН»

И казалось бы, что может быть проще –
Жить по совести, откинув страх?!
Наслаждаясь в цветущей роще,
Под аккорды небесных птах.

Окрик сзади: «Не тут-то было!
Так не принято меж людей.»
Твоя плата «слегка» остыла.
В глотку сунули груду костей.

Вот и всё ! Наступило время,
Где главенствуют деньги и власть.
Если ценники не по карману,
Насладятся тобой в сласть.

В суете беспробудных будней,
Для ознобу, пускают кровь.
В нашумевшей короткометражки
Истребляют он-лайн любовь.

«КАНАЛЬЯ»

Как умело нас готовят
На разделочной доске.
От того вбивают с детства:
«Твоя жизнь на волоске».

То, за что вчера боролись,
Так бесщадно утром сгнило.
Обветшали те портреты,
Что толпа сверх глав носила.

Онейроидное племя
С пеленою на глазах.
Нас купили, поносили
И списали впопыхах.

Неужели мы не в силах
Вакханалию обуздать?!
Так наивно и нелепо
Правду матку защищать.

«ИСКУШЕНЬЕЦЕ»
Монисто из разбитых сердец.
Ей бы в пору примерить, но форсил только он.
Покровительство преступного безразличия.

Эрмитаж заурядных картин.
Нет не сольно, толпами шли на поклон.
Всем непринятым – унижения до неприличия.

Захудалый приют обездоленных
Содержался скупыми, унизительными подачками.
Бедолаг не спросив, здесь морили буквально пачками.

Находились бесстрашные рыцари,
Что отважились сорвать «украшеньеце».
Но, увы, возрождалось воочию - первобытное искушеньеце.

«ЕДКИЙ ДЫМ»

Всплеск эмоций канет в лету.
Едкий дым всему виной.
Не по правде, по секрету -
Изнутри крадут покой.

Вроде нечего бояться,
Окунувшись в благодать?
От блаженства задыхаться,
Дрожью зябкою вскипать.

Лютой тройкой дюже бойкой
В ту невиданную даль
Мчаться годы, песней звонкой,
Позабыв тоску печаль.

Время шибко быстротечно
В дверь, без спроса, седина.
Мимолётное не вечно -
Едкий дым всему вина.

«КАНОНАДА»
Танец с закрытыми глазами,
Если угодно с плотной повязкой.
Вязкая ткань меж телами
И запах. Манящий. С опаской.

Первые па. Даже не верится.
Страх толкает в необъяснимое.
Чёрт с ним! Просто довериться.
Опьяняющее. Едва уловимое.

Взгляд. Трепетно. Губы сочные.
Желание изнутри канонадой.
Ещё не время. Мысли порочные,
Мерцают губительной, но наградой.

Оба выжидают. Непредсказуемо.
По дыханию. Кто обнажит первым?
Вспыхивает то, что неминуемо.
Сближение и … у него сдают нервы.

Заключает в объятья крепкие.
Она в сторону отводит лик.
Канули взоры, такие терпкие.
Вот как, бьёт вольта её дама пик

«РОЗЫ И ШИПЫ»

Лазутчик обнаружил ту розу без изъяна.
И первый шип, стрела цель поразив, явит себя.
Не терпится, блаженством райским насладиться, рьяно.
Пылающий цветок, веретено судьбы, безжалостно на пепел изведя.

«Павлиний остров» - нежданная, незваная, манящая обитель,
Где коротают утра дивные бутоны, ждущие цветения.
Да «розоватый куст», царящий, как небесный повелитель
С шипами, розы обвенчал, для пущего мирского обольщения.

«Цвет платья», что обречён на вечную разлуку,
Заменит – терпкий, благоухающий и девственный наряд.
И тысячам огням, на долю коих выпало нести земную муку,
Шипы «помогут» изувечить бескорыстный взгляд.

«БЛЕСК»

На глазах у заблудших светил,
Кожа самки меняла окрас.
Он её из толпы воскресил
Дуновением брошенных фраз.

От искрЫ полыхнули огни,
Вулканической лавой бурля.
Растрепалась вся вязь простыни,
Над которой корпела земля.

Совершенству чуждА кромка льда.
Потаённые мысли пленили.
Она залпом глотала года,
Под желания, что вечно манили.

Затмевающий блеск естества,
Окаймлённый следами бессонной.
Они – шалый пример колдовства,
Пожирающий грех бесподобный.

«ТАЙНИК»

- Расскажи про свой тайник?
-Про какой из них?
-Про тот, что тебе больше всех милее.
- Ах, про этот. Тогда слушай: Есть одна издательская издёвка: «Чтобы о чём-то писать, нужно, для начала, это пережить». Теперь, я надеюсь, ты понимаешь, почему большинство книжных изданий пополняют бесчисленное воинство «залежавшейся ветоши»?
- Предсказуемо. В чём суть тайника?
-Из тьмы тараканий , что насыщают писательские побуждения, есть одна, которая не перестаёт будоражить покой просветлённых умов и поныне.
После минутного молчания.
- Ух! Призадумался? Предсмертные каракули – вот увлекательное чтиво! И речь пойдёт не о банальных завещаниях, рекламируемых в массах . Здесь куда более глубокие мотивы. Здесь скрывается: таинство несбыточного желания, потуги сокровенной мечты, содрогание, перед набившее оскомину, прикосновением к неосуществимому, отречение от вбитого невежества, дабы воцарилось врождённое, самолично отвернутое.
- Неужели они существуют?!
Не обращая внимания на восклицательный вопрос, прозвучало дальнейшей повествование: «Их главное преимущество в краткости, ёмкости и правдивости, с учётом интимной конфиденциальности. Правда есть одна ремарка: стоит им озарить собой серое естество реальности, как тут же цербер- повседневности хватает их за шиворот и нещадно тащит в свой смердящий угол. Там они, не успев загрунтовать поверхность, подневольно меняют свой «цвет», теряя своё истинное предназначение.
- Значит замкнутый круг?
- Не совсем. У них есть сподвижники, куда более отчаянные. В этот момент на сцене выходит сольное, оно же предсмертное, покаяние в обнимку с признаниями, которым под силу превзойти «интригу каракуль».
- Был свидетелем подобных «выступлений», но конспектировать их…
- Тут-то и кроется незримая опасность: точность высказывания с годами замыливается, после чего припудривается всевозможными прикрасами, угодными «визажистам».
- В чём подвох? Главное всех всё устраивает?
- А ни кого подвоха и нет! Бери выше. Я называю это - «Вкрапление извне». Душа на последнем вдохе буквально обгоняет заключительное слово, с его желанием разоблачения прожитого человеческого бытия. Она намеренно таится, предвкушая насытить сию отходную, но уже в новом облачение. Её главная цель состоит в том, чтобы перехватить исповедь на лету, после чего виртуозно запечатать «новоиспечённую» в мой тайник времени с надписью «До востребования».
- Он у тебя резиновый?
Далее хохот на протяжение продолжительного умопомрачения.
-И кто знает, не будь у имей ты такой багаж резиновых тайников, возможно всё было бы иначе?!

«ОКЕАН ЖИЗНИ»
-Не скули, не скули.
В твоей жизни есть -я.
Одиночки гадают,
Чем прельщает семья?

Ты закуришь тайком
И не ведая дали,
Вновь буянить начнёшь,
Сам себя презирая.

И незваных гостей
Окунёшь в злу пучину.
Их мольбы стороной,
Знать тебе всё по чину.

Дальше музыка шторма
И эмоции шквал.
Под горячую руку
Сам не раз попадал.

Пробирался на очную
Чрез напасти мембран.
Разворчался под вечер
Мой друг – Океан.

«УГРОЗЫ»
Ты пустая ракушка
Или жук скарабей ?
Я лучами рентгена
Твои чары взашей.

Ты песчаная буря
Или пагубный штиль?
Я коррозией чувства
Разъедаю твой киль.

Ты вместилище света
Или жадная тень?
Я тебя разукрашу
В чёрно-белую сень.

Ты безбрежная жажда
Или капля спасения?
Я бездонным колодцем
Обезвожу твоё назначение.

Ты болотная топь
Или вечный грааль?
Я ветрами невзгод
Твою свергну вуаль.

«ЗАБРОШКИ»
Лай бездомных собак.
Карканье воронья,
Под огульное завывание.
Здесь не лёгок помин.
Тишина забытья.
Отчуждение, как факт вымирания.

Прохудившихся крыш
Обветшалых домов,
Мизансцена безмолвной кручины.
Поредевший забор.
Позаброшенный двор.
И заросшие тленом могилы.

Две старухи на лавке,
Уставившись в мглу,
Коротают свой век заключения.
Тут бескрайная даль
Пеленает молву
В бесконечную вязь отречения.

"Шок"
Тебе не надоело застёгивать на пуговицы и молнию свой
стыд?
Всё время гасишь свет, чтоб обнажиться перед мраком.
А поутру как мерзко сверху на себя накинуть быт.
Краснеть о том, что было ночью, прячась в белой простыне
горящим маком.

Тебе не выкинуть свой макияж, скрывающий глубокие
морщины.
Нет, не от старости они покрыли отражение лица.
Невидимую трость ты носишь, вечно пряча ото всех
бездонные глубины.
И, опираясь в закоулках перемен, она спасает от падения
тебя.

Тебе не скрыть с младенчества несбыточных желаний,
Что рьяно на свободу изнутри.
Их громогласный возглас жжёшь безжалостно очами.
Неистребима сил бесчинства страсти роковой любви.

"Случайно"

Открой меня, как книгу,
И заново прочти.
Я сохранил интригу
Блуждающей любви.

Листай мои страницы.
Шершавый переплёт.
Здесь мысли – небылицы.
Речь задом наперёд.

Пусть ново, чуть картаво,
Зато такой, как есть.
Не стыдно, не лукаво,
Где правда, там и лесть.

Прочтя, прижми руками
Струну моей судьбы.
Открой меня стихами,
Закрыв, за всё прости.

«ПУСТАЯ БОЛТОВНЯ»

В сухие ветки, дарование не вложить.
На пепелище клятв вчерашних, мил не будешь.
Иллюзии, способны головы вскружить.
Превратностью судьбы, любое ремесло погубишь.

В пустые головы мышление не спешит.
На дармовщине из объедков, ароматы не уместны.
Желания приготовились интригам угодить.
Интимные признания ночами повсеместны.

В худые вёдра, мелодий не собрать.
На чайных церемониях вельможи не толпятся.
Галлюцинации, причудливо умеют голодать.
Воображению, заведомо положено теряться.

«ЗВУКИ»

Музыка всегда красноречивее слов.
Первые ноты и …
…душа срывает сердечный засов.

Поток мелодию понесёт восвояси.
Почти безупречно…
…въедаясь, мысли нехотя разукрасил.

Из-под шершавого пера зарисовка
На измятой бумаге…
…шедевры вечно подражают бродяге.

Ладоши хлопают, глаза переполняются,
Сердца тарабанят…
…такие мелодии редко нынче бывают.

Подслушали звучание у природы,
Тайком. Подражая…
…с её помощью, первый крик, воскрешая.

«ТАЛАНТ И ГЕНИЙ»

Талан и гениальность – разная стезя.
Ведь первое, лишь продолжение начала диалога.
Да! Гению дозволено, что остальным – «НЕЛЬЗЯ!»
Талант же собирает «крохи» у его порога.

Им друг без друга можно обойтись,
Покуда нет предела совершенству.
Талант – с признанием не может развестись,
Тогда, как гений – поклоняется младенству.

Оба не спорят меж собою никогда.
Две параллельные материи вселенной.
Но стоит гению пронзить собой года,
Талант – отретуширует всю красоту нетленной.

Они – потворники людского бытия.
Непонимания, созерцания и преклонения.
Талант – отчётливо кропит твердыню «Я»,
А гений – бредит духом размножения.

«ПО СПИРАЛИ»
-И откуда, позволь спросить,
Мне черпать душевные силы?
Для чего и скажи зачем
Под ногами растут обрывы?

-Или я так приелся тебе,
Что дешевле моё отрицание?
Нет, не каюсь и не ропщу.
В урну выброшены оправдания.

-И спешить, надоевшим письмом,
Что в угоду судьбе – не вскроют…
По кому в эту жуткую ночь,
Все собаки в округе воют?

-Или время расплаты пришло,
То, что шлялось, стирая встречи?
Всё изъедено нам на зло.
Даже память и та нас калечит.

«СОБЛАЗНЫ»

Ты можешь злиться
Или будешь чрезмерно рад.
За окнами, в саду,
Вновь бурно зреет виноград.

Пускай точит ножи
Не перестанет грозный враг.
Опять на горных склонах,
Нарочито, поспевает мак.

Там исчерпав себя,
Непонятый толпой, бежишь во мрак,
Где ждёт возле костра,
Всегда дурманящий мозги, табак.

Как ни крути,
Но стынет в жилах кровь,
Когда торгуется на паперти,
Бесценными кривляньями, любовь.

«ПРО ВРЕМЕНА»

Вдруг стали пугал распинать,
Чтоб от прожорливых укрыться.
Вновь артефактами стращать,
Юродивым легко глумиться.

-Авось, как прежде пронесёт?,-
Трущобы втрескались в придание.
Наносит время апперкот
Всем тем, кто верит в оправдание.

Где клевер издревле краснел,
Пчелиный позаброшен улей.
Народ от правды очерствел,
Приходится мириться с пулей.

«С тобой»

Глотаю злой песок пустынь,
А ты - всю свежесть вешних вод.
Талдычит мне зима : «Застынь.»
С тобой – июльский хоровод.

Скриплю оковами кручин,
А ты – созвучна с пеньем птиц.
Мне шепчет память: «Помолчим.»
С тобой - куплеты небылиц.

Влачу телегу серых дней,
А ты – по радуге игриво.
Мне повседневность вторит: «Пей.»
С тобой – шальная перспектива.

Терзаю горсть былых времён,
А ты – на брудершафт с грядущим.
На ухо, мне тоска: «Пленён.»
С тобой - твой демон всемогущий.

«ЛИПУЧКА»

Весь фокус в том, чтобы не прорастать
Этой двухсторонней липучкой,
Купленной на распродаже.

Улетучивается собственное «Я»,
Поглощённое «вместе».
Оба становятся соучастниками
Непреднамеренной кражи.

Клей въедается постепенно.
Потом выковыривая, кровоточит,
С кусками пульсирующей кожи.

Здравый смысл откликнись!
И сколько ты будешь отмалчиваться,
Наречённый людьми: «О! Боже?!»
-/-
Его безмолвие заставляет
Заново «прилипание» переосознать.
Через тебя и меня, любовь так и будет
Липучку «даром» распространять.

«#ПРИЧУДЫ»

Что может быть лучше одежды,
Чем загорелая кожа?
Если обнажается красота,
Нарочито прячется любая мерзкая рожа.

Как неистова страсть
В первозданном своём пробуждение?!
Твоё нежелание, отразилось
В эпохе её сотворения.

Где проходит граница,
Рвущая похоть и вожделение?
Ты – неистовый свет,
Гильотиной разящий сомнение.

И когда наш закат
Разукрасит соитие одиночеств,
Мы, с безумством рабов,
Обезличим надежду пророчеств.

«ЗАМЕНА»

Поднялся струнный бунт, возненавидящий смычок,
Но скрипка постаралась обуздать черёд несносного порыва.
Коль суждено сверчку знать свой шесток,
На миг короткий, буйную четвёрку, усмирила.

Спустя пару недель случился рецидив.
Вторая жильная струна, сорвавшись с колки, рьяно:
«Нам костью в горле сей аперитив.
Мы не желаем, из волос от лошади хвоста, терпеть смутьяна !»

Оставшиеся три, все в унисон, с надрывом:
«Готовы саморучно рваться, лишь он коснётся нас !»
И скрипка, оглушённая благим речитативом,
Решила для себя: «Когда? Раз выпал долгожданный шанс.»

- За долгие года, квартет ваш стал большой обузой.
Падите прочь, все хором, с моего двора!
Живите счастливо, в обнимку, с вашей музой,-
И оборвала струны, как худые удила.

Ведь свято место пусто не бывает.
Квадрига из стальных сердечников взошла на пьедестал.
У горе-бунтарей запала нынче боле не хватает.
Вердикт суров : «Замене рукоплещет полный зал.»

«ЗАЗНОБА»

В хрипловатом голосе,
Все слова, как не странно, весомы.
С содроганием клеймятся во мне
Пресловутой любви хромосомы.

Память жадно хранит
Всё, что минуло, вперемешку с фантомно.
Из-за ложных, измятых иллюзий,
По сусекам скребу вероломно.

Впереди чехарда несусветной мечты,
Что клубится в своей круговерти.
Эта адова пляска возьмёт в оборот
И размажет собой в полусмерти.

Но воспряну в отместку в немом забытье.
Пусть огнём озариться трущоба.
Предвкушая границы неведомых снов,
Где воркуем с тобою – зазноба.

«ШЕЛЬМА»

И когда, устав писать,
С музой будучи в натяжку:
Холст, мольберт и красок воз
Взбудоражит всю упряжку.

И уж если понесёт,
Сквозь глубины мироздания,
То не вздумай тормозить
Тройку вещего желания.

И не важно: день ли, ночь,
Час, другой, устало тело…
До последнего малюй,
Чтобы всё вокруг зардело.

И затем придёшь в себя,
Смутно дату вспоминая.
На трёхногом облучке:
Муза пред тобой нагая.

«СТАРАЯ СОБАКА»

Ищейка клацала зубами.
С годами притупился нюх.
Скребла у дерева когтями.
Рычала на прохожих в слух.

Спала на улице. Дрожала,
Но в конуру свою не шла.
Сырую кость обглодала,
Водой холодной запила.

Вольер с щеками за стеною
И грусть, и зависть, два в одном.
Была когда-то молодою,
Теперь кто вспомнит о былом?

На службу гордо выходила.
По следу без ошибок шла.
«Добычу» ловко находила,
Похвал, особо, не ждала.

Хозяин с грустными глазами
Приходит редко, взглянет малость.
Тоскливым воем провожала:
-Кому нужна такая старость?

"После статьи"

Я в своей берлоге вытираю ноги.
Драные обои, суть моей души.
Я насквозь пропитан грязью той дороги,
По которой долго мне ещё идти.

Я надену эту драную рубаху,
Ту, что искалечила, череда заплат.
Я на зло покою, дам сегодня маху.
Горькою украшу свой поднятый флаг.

Я сожгу те письма, что меня будили.
Научусь из памяти вырывать страницы.
Я взгляну на лица, ставшие чужими.
Мой финальный оттиск уносили птицы.

"Экспозиция"

Экспозиция: круглый стол. Одно место пустует.
Ждать устали, он вечно где-то кочует.

Экспозиция: книжный шкаф и свободная полка.
Научился скрываться. Для всех в стоге сена – иголка.

Экспозиция: рыбацкие сети. Слегка заметная брешь.
Что тут скажешь? За обедом такого не съешь.

Экспозиция: ночь такая, хоть выколи глаз.
Звёзды тайком наизнанку, но сверкают, увы, не для нас.

И таких экспозиций не сосчитать,
Сотворены затем, чтобы люд удивлять.

Не вовремя

Несусветных небылиц искры ярки, но не долги.
Новоявленных безделиц, что рождают кривотолки.
И неведомая чушь, та, что по ночам блуждала.
Околесица тайком с уст его в народ слетала.

Так молва над ним глумилась.
В спину тыча всё сильнее.
На изгоя грязь валилась.
Разлагаясь, нагло тлея.

Обескровлен, с чернью смешан,
Но толпе не покорился.
Кинув взор с небес на землю:
Так не вовремя родился.

"Запылилось"

Счастье под ногами – лакомый кусок.
Вот оно какое, наглядеться б впрок.
Сколько же народу мимо, впопыхах?
Знать, не то хранится в тайных закромах.

Счастью не терпелось всем себя дарить.
Почему боятся так со мной дружить?
Я же не кусаюсь. Мне себя не жаль.
Проходили гордо и смотрели вдаль.

Так оно пылилось, отмеряя срок.
Я к нему нагнулся, взял, прижал, как смог.
И оно расплакалось, не стыдясь ручьёв.
Наполняя сердце счастьем до краёв.

"О ком?"
И долго прятали её от глаз.
И имя всячески скрывали.
И заживо её сжигали много раз,
И беспощадно на кресте прилюдно распинали.

И клеветой клеймили без зазрения.
И на колени силой опускали.
И разрывали страстью унижения.
И желчью, чтоб не летала, поливали.

И приплетали ей людские все пороки.
И всуе вспоминать о ней стыдились.
И без стеснения из года в год все выжимали соки.
И отрекались, так и не поняв, что для неё родились.

«НАИВНЫЕ ПА»

Эффект трескучей пластинки
Наполнил округу харизмой.
Летели кричащие стрелы,
С чарующей ломкостью призмы.

Бурлила гранатова мякоть
В ретивых сердцах откровенно.
Столь зыбко тянулась расплата,
В обнимку с «пугливой» вселенной.

Визжали забытые струны.
Оркестр души оживился.
И разум, не в силах перечить,
Наивность прижав, взбеленился.

Кругом амюзантовы стяги,
Не чаявшие пробуждения.
Заварен отвар из отваги
Заветного чувства вторжения.

«БЕЗДНА»

Не переплюнуть бездну ту Огню.
И лавою, своих вулканов, не затмить.

Земле нетленной, стоя на краю,
Ту «прорву не по силам прокормить».

То, что касается живительной Воды,
Без берегов – теряется вся стать.

Лишь Воздух, чьи невидимы следы,
Ту «тараканью тьму» сумеет обуздать.

«ЗАУШАТЕЛЬСТВО»

И на фоне дней вчерашних,
Тебе лучше отмолчаться.
Дармовая превзойдённость
Станет по миру скитаться.

Брось. К чему все эти склоки,
Про мораль и пробуждение?
В разновидные предлоги
Прячешь потуги спасения.

Позабудутся ночлежки
Те, в которых беспробудно.
Ты – нелепое влечение,
И в гнезде твоём безлюдно.

Хватит фыркать на прохожих
Своим мнимым превосходством.
Глянь, разит на всю округу:
Одурь с пакостным уродством.

Вновь вычёркиваешь строки.
Помутнение въелось жадно.
От никчёмности и фальши,
На тебя смотреть отвратно.

«ЖИВОЙ»
Его вели на эшафот……
Искал потерянно по сторонам спасенья.
Толпа зевак. Уставшие глаза. Холодный пот.
В предчувствии «желанного веселья».

Чуть раньше был «портной судья».
Присяжные – у каждого свои заботы.
Продажный адвокат, с похмелья, с самого ранья.
Надменный прокурор.
В итоге: приговор с минорной ноты.

Вступив на площадь, приподнял свой взор:
Палач, не пряча лика, заканчивал с «приготовлением».
Уверенно, не торопясь, точил топор.
«Здесь каждому своё», – давно уж свыкся
он с расхожим мненьем.

Неужто всё?! Последние слова.
Согнутые колени. Голова на плахе.
И разнесёт по сторонам молва
О казни горемыки, что с крестом, да без рубахи.

Дыхание замерло, и страх ушёл.
Вот, вот закончатся мученья….
Вскочил. Поверить не могу. Зловещий сон.
Живой? «Живой» – моё любимое стихотворение.

«ПРО СТИХИ»
Он писал стихи душою,
Не боясь людской огласки.
Он читал их первым встречным
И срывал без боя маски.
Он любил смотреть при этом,
Как менялись настроения.
Он учился понемногу
Уважать чужое мнение.
Он прекрасно понимал:
Что не первый, не последний.
Он, конечно, рисковал
Быть растерзанным забвеньем.
Он мечтал рабом быть музы,
Не дающей спать спокойно.
Он сковал литые узы,
Позабыв себя невольно.
Он желал оставить след,
Тем, кто в чаще заплутает.
Он искал под сердцем свет,
Тот, что в вечности мерцает.

«ПАСМУРНОСТЬ»

Молился,
Скорбя
На площади опустевшего города.
Запинался,
Щадя
Воздух от душевного голода.

Съёживался,
Глядя
На безлюдные аллеи.
Морщился,
Защищая,
Обречённые на провал, идеи.

Вгрызался,
Ожидая
В заброшенной квартире.
Огрызался,
Внемля
Травле в прямом эфире.

Смеялся,
Осознавая
Тленность отвергнутого приюта.
Растворялся,
Принимая
Важность ничтожного атрибута.

«ЗАБОЛТАТЬ»

Твои антитела, как
Личинки голодной моли:
Понадкусят, оближут
И проглотят без боли.

Мои клетки и соки,
Нежных чувств извержения,
Смажут каплями нёбо,
Обнулив сбережения.

Так курлыкают сладко.
Их урчание – сигнальный.
Выгребают с лихвою,
Звук последствий нахальный.

Раньше думал мерещится:
Не кроплён, так подмешан.
Твой язык, без костей,
Больно ловко повешен.